Когда-то в 1991-92 годах, я учился в медицинском классе, и так как наука эта емкая, то приходилось каждый день много заниматься дома, а в свободное время можно было учиться играть на гитаре, просто играя то, что тебе хочется, чтобы спеть и услышать.
Одни из песен, были альбомом Александра Розенбаума 1987 года: «Эпитафия». В то время мы с сестрой жили у наших бабушки, дедушки и прабабушки на первом этаже в «хрущевке» на Новочеркасском проспекте, аккурат напротив трамвайной и троллейбусной остановки. Прошло тридцать лет, в течение которых я всегда помнил, как однажды, осенним вечером, под гром Новочеркассого проспекта за окном, я пел бабушке и прабабушке песню. Они спросили, что я играю еще, чего они не слышали. А я говорю: «У меня есть новая песня, но она сложная и будет тяжело играть».
А они говорят: «Давай».
Бабушка сидела на стуле, а прабабушка рядом с ней в кресле.
Песня называется «На дороге жизни»
Я, когда пел её, я знал, что для прабабушки она будет важна.
Живя все эти последующие тридцать лет, я всегда помнил этот момент.
Так же, как помнил рассказы прабабушки о том, как мальчишки воровали хлеб на раздаче в Блокадном Ленинграде, и как потом обворованная женщина догоняла его, и доставала изо рта пережеванный, но еще не проглоченный хлеб.
А моя Бабушка Ванда закончила в тот год школу и поехала в Невель к бабке, где потом выживала, бритая на-лысо, чтобы думали, что тифозная… и не трогали…
И помнил я всегда про деда моего. Будучи артиллеристом, ходил он часто с разведотрядом за языком – это значит, что вы приводите только одного, все остальные в расход. А потом, попав в плен, в концлагере выжил только благодаря немецкому доктору. Дед был похож на его сына, он тоже воевал где-то. Доктор чистил деду сквозное ранение бедра, протаскивая через него пучок соломы. Так немец его спас. Сейчас деда помнят несколько поколений в городке Полярный Зори, после войны он преподавал литературу и историю.
Моя позиция не может быть иной.
И мне не стыдно.